|
 Мне хочется поделиться с читателем своими впечатлениями о поразившей меня постановке моцартовского «Дон Жуана» в режиссуре Валентины Карраско под музыкальным руководством дирижера Теодора Курентзиса.
Постановка вышла на оперную сцену в 2014 году в пермском оперном театре и имела успех у зрителей и критиков. В пермской постановке «Дон Жуана» нельзя не отметить равную с режиссером роль музыкального руководителя и дирижера Теодора Курентзиса.
Был представлен совершенно новый, «современный» взгляд на оперу. «Современный» в кавычках, потому что у режиссера нет обозначения времени действия, однако в развитии сюжета нельзя не заметить именно проблемы современного мира. Например, в сцене ужина перед приходом Командора по телевизору показывают Ангелу Меркель, и Лепорелло высказывает свое к ней отношение. Или сцена праздника, где затронута проблема свободы человека, в том числе и сексуальной, что сейчас тоже активно обсуждается в мире. Вот что говорит сама Валентина Карраско: «Я не хочу объяснять зрителям что-либо о спектакле: как называется место, в котором происходит действие, кто все эти люди… Пусть они сами для себя решат. Скажу лишь, что это некое сюрреалистическое пространство, условная фабрика по производству манекенов. И в этом мире живут люди – общество со своими правилами и законами. Наша идея состоит в том, чтобы как раз освободить восприятие от шаблонов. Позволить зрителям увидеть то, что они способны и хотят увидеть. Ведь у каждого свой рецепт на этот счет».
Дон Жуан помещается в символическое пространство без опознавательных знаков, которое наполнено множеством в какой-то степени архетипических символов – масса людей в оковах, которые одеты в серые цвета и Дон Жуан, свободный, в ярком зеленом костюме. Карраско называет его протагонистом идеи свободы и воли. При этом противопоставляются свобода и хулиганство.
Тем временем главное в постановке Валентины Карраско не столько любовь, сколько борьба жизни и смерти, нормы и свободы. На сцене в финале – мрачная победа живых мертвецов и пластмассовых статуй (поразительно, как люди, закованные в разнообразные ортопедические приспособления, легко с ними обращаются и отлично поют, одновременно занятые расстегиванием и застегиванием бандажей и корсетов). Но сам спектакль провозглашает победу свободы и жизни. И если в финале первого акта, где маскарад и моцартовские маски появляются в обществе свободных людей самых разнообразных типов и ориентаций под музыку хора "Viva la Liberta", дело кончается избиением ненормативных граждан манекенами, вооруженными костылями, то после спектакля на поклонах огромную растяжку с буквами "Viva la Liberta" выносят все участники спектакля и постановщики. Зал встает, овацию не описать, всем понятно, о чем идет речь, хотя у лозунга в спектакле хоть и объемный, но скорее не политический смысл, а социальный, художественный и эмоциональный. У постановки Карраско – несложная идея (свобода лучше, чем несвобода, последнее – смерть), выраженная простой визуальной метафорой (люди, закованные в ортопедические приспособления,– представители нормы, полуживые манекены), броское, яркое мизансценирование, много хлесткого, легкого остроумия (буфонный юмор, от которого не тошнит,– это большая редкость и ценность в оперном театре). Думается, что эта драматургическая конструкция хорошо ложится на партитуру Моцарта – Курентзиса, ничего не ломая. Толпы людей и манекенов на сцене прекрасно работают в сценах путаниц, переодеваний, неожиданных появлений и ловких исчезновений. А очертания сценографической фабрики кукол дают возможность героям быть сценически нежными, не одинокими в ариях и ансамблях. К тому же ад, куда в конце концов отправляется Дон Жуан, оказывается не только понятным, но и действительно жутким: превращение живого человека в куклу (с последующим отрыванием рук и ног) — история кинематографически насыщенная и традиционно страшная.
Сценический язык "Дон Жуана" Карраско — многословный и чувственный, но и стиль музыкальной речи у Курентизиса тоже пышный, обильно детализированный и страстный. К тому же кроме удачного параллелизма в авантажном спектакле есть еще реальные открытия. И это не только эпизод Церлины и Лепорелло из морализаторской венской редакции, никогда раньше не звучавший на русской сцене. Еще и остальные певцы и актеры, – находки Курентзиса, доведенные его музыкальной огранкой до яркого вида и изящного стиля даже там, где не хватает техники, во главе с пермской сопрано Надеждой Павловой — замечательной Донной Анной.
Несмотря на как таковое отсутствие временной конкретики, можно назвать эту постановку современным прочтением. Вместе с тем, на мой взгляд, здесь совершенно не ощущается разрыв изначального источника – шедевра Моцарта – и работы режиссера, что довольно часто встречается в современном музыкальном театре.
фото Антон Завьялов
|
