|
 Любить симфоническую музыку необходимо не только слушателям, но и тем, кто ее пишет и играет. Без любви невозможно честно и искренне сыграть любое классическое произведение. Мой собеседник -- дирижер иркутского губернаторского симфонического оркестра Илмар Лапиньш -- считает, что именно эмоциональная открытость позволяет сибирским музыкантам срывать овации на мировых концертных площадках.
— Илмар Артурович, расскажите, кто и как влюбил вас в музыку? Это произошло в Риге, откуда вы родом?
— Да, как я себя помню, моя мама училась петь: это было во времена буржуазной республики. А потом происходили все эти политические события, каждые два года сменялись правящие режимы, родители моей мамы жили в деревне и имели восемь коров и одну лошадь. Когда закончилась война и установилась Советская власть, их за это раскулачили и депортировали в Томск. А маме, как дочери «кулака», был закрыт путь в консерваторию. Ее огромная мечта о занятиях музыкой не сбылась, мама работала машинисткой. В комнате, где мама печатала, постоянно звучала классическая музыка — в 12 часов по радио включали оперные композиции. И вот с 3-х — 4-х лет я, слушая концерты вместе с мамой, эту музыку тоже полюбил и многое знал наизусть. Это, кажется, и определило мою дальнейшую музыкальную судьбу. А в средней специальной музыкальной школе преподавала Маргарита Владимировна Тунэ, чьи изумительные уроки укрепили мою любовь именно к симфонической и оперной музыке.
— А за что именно вы полюбили конкретно симфоническую музыку?
— За то, что симфоническая музыка, симфонический оркестр, по-моему, — это наивысшая точка одновременной работы многих человеческих разумов. Музыканты здесь, не работая синхронно, в итоге добиваются слитного гармоничного звучания. Такую уникальную форму коллективной работы, кроме оркестра, можно встретить разве что в каких-нибудь конструкторских бюро.
— В какой роли вам комфортнее — за дирижерским пультом или в оркестре?
— Мне в принципе неважно — стою ли я перед оркестром или сижу среди музыкантов. К примеру, самое большое музыкальное наслаждение было в 1971 году. Тогда месяц я играл с оркестром ярославской филармонии, где работали Мстислав Ростропович и Галина Вишневская. В то время им, как и Солженицыну, запретили выезд за границу. Тогда Ростропович, помнится, сказал министру культуры: «Ну, прекрасно, тогда я, наконец, буду работать для своего народа». Ярославский оркестр под его управлением дал новые концерты в Ярославле и по области, а затем в Кирове. Я в этом составе оркестра работал концертмейстером группы альтов. И работа с таким человеком в самой гуще событий была для меня безмерным счастьем.
— А если коснуться вашего стиля управления оркестром, какой подход вам ближе — тиранический или демократический? Или же какой-то еще?
— К сожалению, демократический. Иногда я вижу, что нужно быть более жестким и может быть, когда-нибудь я таким и стану. Но, несмотря на мягкость управления, оркестр играет довольно успешно. Хотя, признаю, над многим в оркестре еще нужно работать, нам есть куда расти. В тот момент, когда я посчитаю, что в оркестре все хорошо — стану музыкальным трупом…
— Впервые вы посетили Иркутск в гастролями в 1971 году и впоследствии неоднократно здесь выступали с концертами. А в 2009 году переехали совсем. Какие впечатления у вас остались от первого посещения города?
— Очень хорошие, просто прекрасные впечатления — что тогда, что сейчас. Представьте себе — с 1971 по 1990 год, за 19 лет я дирижировал здесь 41 концерт. Если бы мне здесь не нравилось, столько бы выступлений я бы в этом городе не осуществил. Хотя на первых гастролях в Иркутске в 1971 году со мной произошел один неприятный инцидент. Помню, программа выступления была сложнейшая, собирались играть «Фантастическую симфонию» Берлиоза. Но после первых двух репетиций я отравился в гостинице «Сибирь», что-то не то съел. На два дня слег с температурой, и в результате пришел только на генеральную репетицию в день концерта. Но, несмотря на случившийся казус, именно этот концерт в Иркутске я считаю одним из самых эмоционально сильных выступлений в моей жизни.
— В последнее время наметилась тенденция, что многие талантливые и активные иркутяне, к сожалению, покидают родной регион. Вы же наоборот, сознательно переехали жить и трудиться в Иркутске. Скажите, чем вас привлекает Иркутск, помимо дирижерской работы?
— Если бы я не любил Иркутск, я бы никогда в жизни сюда не переехал. У иркутян, я считаю, есть особый моральный стержень, свой некий кодекс чести. Иркутяне любят и гордятся своим городом, наверное, как никто в нашей стране. Хотя в городе, безусловно, много чего еще нужно сделать. Еще Иркутск мне видится неким культурным заповедником, где хранится богатая творческая история города и региона. И, конечно же, свою роль играет близость Иркутска к Байкалу. Я был в шоке, когда впервые увидел это великое озеро, и с тех пор Байкал стал магнитом, притягивающим меня сюда.
— А вы сами с Иркутском породнились?
— Я считаю, что родина для любого человека — то место, где он родился. Для меня это далекая прибалтийская Рига. Но этот факт не мешает мне делать для Иркутска все то, что я бы сделал для своей родины.
— Как вы считаете, насколько востребована классическая музыка в Иркутске, да и в Сибири в целом?
— А вы приходите на любой концерт в филармонию и увидите полный зал слушателей. Публика собирается крайне разнообразная. И в этой связи очень отрадно, что приходит, в том числе, и молодежь. Значит, у иркутской публики есть завтрашний день.
— Вы уже не первый год ратуете за открытие оперного театра. Почему это для вас так важно?
— Опера для Иркутска не нова. До революции 1917 года здесь действовала труппа под руководством отца Ивана Петрова-Краузе — известного оперного певца, солиста Большого театра и очень именитого иркутянина. Сейчас создать труппу в Иркутске тоже вполне реально — было бы желание. Это важно для нашей публики, иркутский зритель заслуживает особого отношения к себе. Тем более оперный театр серьезно повышает статус любого города. Иркутск, считающий себя культурной столицей, без оперного театра таковым быть не может.
|
