|
За почти тридцатилетнюю историю существования (1965 – 1992) коллектива под названием «Новосибирское фортепианное трио» – известного не только в Сибири, но и за ее пределами – написано о нем немного. Основанный в 1965 году при Сибирском отделении Союза Композиторов ансамбль исполнял не только классическую и современную музыку, но в большей степени, ставил своей целью пропаганду музыки сибирских композиторов. Благодаря им публика впервые познакомилась с трио Ю. Юкечева, Е. Кравцова, И. Хефеца и других. Дабы восполнить данную несправедливость по отношению к коллективу автор данной статьи обратился к одному из его участников – профессору Новосибирской государственной консерватории, заслуженному деятелю искусств РФ Виктору Меликовичу Минасяну, а также к композитору, писавшему музыку для «Новосибирского фортепианного трио» – профессору Новосибирской государственной консерватории Юрию Павловичу Юкечеву.
Cейчас ситуация иная…
(интервью с В.М. Минасяном)
Приведем некоторые фрагменты интервью:
 – Виктор Меликович, расскажите об истории появления Новосибирского фортепианного трио.
– Закончив учебу в институте им. Гнесиных, я приехал работать в Кемерово. Там уже работал Игорь Евсеевич Бялый – виолончелист, ученик Пеккера. Он работал там уже года два или три. Я очень любил жанр трио, поэтому организовал там трио с Игорем Евсеевичем и пианистом, который прибыл из Ленинграда – Владимиром Денежкиным. Примерно через два года Пеккер, прибывший в Кемерово, предложил нам организовать концерт в Новосибирске, в консерватории. В то время Большого зала консерватории еще не было и мы играли в Малом. Присутствовавший на концерте Юрий Николаевич Шевчук, предложил нам поступать сюда в аспирантуру. Мы поступили, функционировали как трио и постепенно у нас завязались тесные контакты с сибирскими композиторами. В первую очередь, это был Юрий Павлович Юкечев, к которому я как-то раз подошел и попросил написать трио. Так возникли 3 трио, посвященные нашему ансамблю. Также для нашего коллектива трио писали Ю.А. Шибанов, А.Ф. Муров, Г.Н. Иванов. Также и студенты писали трио для нас. Если есть коллектив — есть реальная возможность у композиторов озвучить свои произведения. Мы много пропагандировали музыку сибирских композиторов. Раньше выходил бюллетень Музфонда Союза композиторов СССР со списком произведений советских композиторов. Мы подсчитали, что сибирскими композиторами было написано наибольшее количество произведений для трио. Мы были творческой лабораторией и для композиторов и для студентов. Какие-то моменты обсуждались вместе с авторами произведения, так как, по моему мнению, исполнитель является соавтором произведения.
У нашего коллектива было два названия: Новосибирское фортепианное трио и Трио Сибирской Организации Союза композиторов.
– Какие трио написаны для Трио Сибирской Организации Союза композиторов сибирскими композиторами?
–Для Новосибирского фортепианного трио написаны 3 трио Ю.П. Юкечева, «Рококо-трио» А.Ф. Мурова, «Посвящение» Г.Н. Иванова, Трио С.Кравцова, «Трио-реквием» И.Хейфеца. В основном, все эти трио, кроме первого и третьего трио Юкечева (первое посвящено Евлахову – ученику Юрия Павловича, второе – Соллертинскому)
–80-е годы для Новосибирского фортепианного трио были расцветом творчества. Скажите, rак обстоят дела сейчас?
–Да, действительно. Просто в 80-е годы существовала система заказов. Композитору заказывали произведения. Сейчас такая система отсутствует, поэтому никто не заинтересован писать для кого-то произведения. Вот, к примеру, когда умер Ф. Шуберт, на его рабочем столе нашли огромную кипу нот произведений, которые никогда не исполнялись и не были изданы. Просто Шуберт не мог не писать. А сейчас ситуация иная: есть заказ – есть произведение. И потребность у общества в такой музыке уже не та.
–Чем отличается музыка сибиряков? Есть ли у нее какие-то свои характерные особенности?
–Я считаю, что нет характерных разлий. Другое дело, что есть тенденции современной музыки общие для всех. Когда слушаешь музыку, сразу можно определить автора по стилю музыки. А сейчас нет такого – нет тех мыслей, которые были у Шостаковича, у Прокофьева. А найти новый музыкальный язык – дело будущего.
–Спасибо, Виктор Меликович.
Как то много лет назад…
(интервью с Ю.П. Юкечевым)
–Юрий Павлович, расскажите немного о себе. Как началась Ваша преподавательская деятельность в консерватории?
– Я родился на Украине в городе Луцке Волынской области, закончил музыкальное училище, потом в семидесятом году Ленинградскую консерваторию. В Новосибирске был запрос на педагога кафедры теории музыки и композиции и вот, с семидесятого года я здесь.
– Таким образом Новосибирск оказался Вашим городом?
– В начале я думал, что я проработаю здесь год – два, но то, что я здесь услышал, то музыкальное поле – оно, конечно было замечательным. Так что я здесь уже сорок два года. В этот период среди моих выпускников были не только члены Союза композиторов, но и руководители различных региональных его отделений. Здесь я начал писать много музыки и именно здесь стал хоровым композитором. Ранее я не думал, что буду писать для хора.
– А какая музыка была для Вас ближе первоначально?
– Инструментальная. После того как я услышал свою дипломную работу «Поэма для рояля с оркестром». Эмоционально я понимал, как писать для оркестра и никогда не думал, что буду писать для хора. Но сейчас я не представляю без хора свою жизнь, потому что самое музыкальное, самое сокровенное и выразительное – это человеческий голос. Впоследствии я значительное время своей жизни отдал электронной музыке, но последнее время такой музыки я не пишу.
– Почему?
– Бывает, напишешь хоровой концерт и после этого думаешь: ну что может сравниться с такой красотой, какая электронная музыка?
– Скажите, а как сочеталась Ваша преподавательская деятельность с творческой?
– Совершенно естественно, так как для того чтобы дать правильный совет я должен предвидеть конечный результат, видеть эту форму. Я считаю, педагогика композитору не мешает, по крайней мере, мне – нет.
– Какое место занимает камерно-ансамблевая музыка в Вашем творчестве?
– Конечно значительное. В то время, когда мы при Союзе композиторов организовали Фортепианное трио в составе: Виктор Минасян (скрипка), Марк Шавинер (рояль), Игорь Бялый (виолончель), создавалось много музыки. Кроме того, существовал квартет при консерватории. Поэтому я писал музыку для них, в квартете были Минасян (скрипка), Корн (фортепиано), Руханкин (виолончель), Мазченко (альт). Так что камерная музыка преобладает в моем творчестве. Одно время с концертами приезжал Юрий Крамаров – гениальный альтист, его памяти посвящена моя поэма для альта, виоль да амур и магнитофонной ленты. В моем багаже три квартета, три трио, несколько сонат для фортепиано, октеты, септеты, интродукция для трубы, сонатина для флейты. Мне интересно многоголосие, разнотембровость. Так что жанр камерной музыки был и остается моим любимым жанром. Я не помню ни одного равнодушного исполнения. Солист может сыграть скованно, но несколько человек – нет, они всегда музицируют в состоянии внутреннего гедонизма, радости, которая, конечно, передается залу.
– Расскажите подробнее о Ваших фортепианных трио.
– Первое, одночастное, посвящено памяти моего учителя Ореста Александровича Евлахова.
Второе трио, четырехчастное, в котором первая часть – соната ,вторая – мощные вариации, скерцо – третья, четвертая – импровизационная, в которой много попыток преодоления метрической сетки. Многие музыканты затем, слушая, говорили: «Странно, я не могу так сыграть, как я слышу эту музыку».
Третье трио имеют свою предысторию. Период, когда мы с Владимиром Толкачевым играли джаз и часто выезжали на концерты, где участвовали трио и мы. И вот, участники трио, слушая наше исполнение, предложили мне написать произведение, в котором был бы момент импровизации, на что я ответил: «Вы понимаете, что это баланс между удачей и провалом?». Так возникло трио, посвященное Соллертинскому, на премьере присутствовал его сын. На всех исполнениях этого произведения мы чувствовали колоссальное напряжение. Мы старались придавать достоинства компонованной музыки, думаю, у нас это получалось.
– Почему Вы решили посвятить это трио Соллертинскому?
– Так совпало, мое отношение к Соллертинскому не меняется с годами, ему посвящена также моя композиция для гобоя и струнных.
– Есть ли у Вас сочинения для трио Сибирского отделения Союза композиторов? Эти произведения писались по заказу?
– Второе трио написано для этого состава. Да, заказы были, но для меня есть внутренний заказ – это живые музыканты. Эти исполнители относились очень ответственно, постоянно приглашали меня на репетиции, работали очень серъезно.
– Да, восьмидесятые годы для Новосибирского фортепианного трио были расцветом творчества. Как обстоят дела сейчас?
– Дело в том, что в то время наш труд всегда вознаграждался. Атмосфера была такая, что стать участником премьеры было почетно, не было разговоров о гонорарах и других подобных вещах. Сегодня многое изменилось, музыкант вынужден бегать, работать в разных местах и самое главное, что стало правилом сыграть то, что уже знаешь и получить за это деньги, чем разучивать новое. Ту эпоху можно назвать подвижнической в плане исполнительства и композиторства. Деньги не были главным мотивом, когда я писал – я знал кто это исполнит, а это колоссальный стимул, я знал, что автор будет участвовать в процессе. Стало быть, момент искажения сводился к нулю. Тогда существовала обратная связь между композитором и исполнителем. Отдача, мастерство – это дорогого стоит. Жаль, что сегодня система музицирования даже на уровне города изменилась. Контактов «пишу-исполняю» нет. Плохо, когда государство – цензор, замечательно – когда оно меценат.
– И последний вопрос: чем отличается музыка сибиряков? Есть ли у нее какие-то свои характерные особенности?
– Как то много лет назад, наверное, это и были восьмидесятые годы, мы с отчетом в виде концерта были в Союзе композиторов в Москве. Это заседание вел Родион Щедрин, который, послушав музыку, сказал: «Я музыку сибиряков выделяю, она чем-то отличается». Я тоже считаю, что здесь есть доля правды. Трудно сказать конкретно, но, разумеется, функционирование в определенном регионе, жизнь глубинных фольклорных корней, накладывает отпечаток на музыку. Рахманинов не мог появиться в Японии, там нет пространства для его бесконечной мелодии. Это, конечно, тонкая вещь. И для того, чтобы оценить, нужно слушать и сравнивать музыку в разных жанрах регулярно. Я, например, прекрасно знаю, что мне дала моя Украина – детство в садах, яркие звезды в ночном небе, песни, которые поют там на шести языках, но также прекрасно понимаю, что приехав сюда, я обогатился общением с местными музыкантами.
–Спасибо, Юрий Павлович.
|
