|
Угораздило же меня учиться в Консерватории. У ровесников одно это слово вызывает непременные ассоциации с чем-то закостенелым, традиционным, от которого веет временем и попахивает нафталином. Так выглядит моя профессия и в глазах многих моих друзей, откровенно недоумевающих: ну чем может помочь современной науке изучение творчества Баха и Моцарта, а кто такие Орф, Барток, или, скажем, Штокхаузен мы не знали и не хотим знать! Честно говоря, я и сама не знаю, и порой задумываюсь над бренностью своего существования, и лишь только вера в классическое искусство (а иногда и реклама с Хворостовским в главной роли, и выступления Гергиева по ТВ в известных ток-шоу) все-таки наделяет меня надеждой: может когда-нибудь быть хорошим академическим музыкантом и музыковедом в нашей стране станет престижным, так, как престижно это в других странах?
Периодически сетуя на судьбу, все-таки продолжаю научные поиски в области микрохроматики, в которой, честно говоря, не все и профессиональные музыканты разбираются. Но пути музыковедческие, как говорится, неисповедимы, и, начав поиски с Франции, прошерстив основательно США, я добралась до России, более того, мои эксперименты привели меня… в Новосибирск! Представьте себе, так и было: в родной Консерватории, в музее, никому не нужный, обдуваемый песками забвения, потихоньку, сыпясь от ветхости, стоит Он. Натурстрой. Уникальный музыкальный микрохроматический инструмент, аналогов которому нет в мире. Предугадываю ваш скептицизм и как будто вижу ваши ухмылки, но, не торопитесь, друзья, опровергать мои высокопарные слова!
Расскажу немного о нем и его изобретателе. Дмитрий Кузьмич Гузенко родился в Херсоне, городе, славящемся на весь мир своими уникальными настройщиками роялей. Вот из такой благодатной среды и развился талант Дмитрия Кузьмича, который нашел применение в только что открывшемся сибирском музыкальном ВУЗе – Новосибирской государственной консерватории имени М.И. Глинки, где он работал до конца дней своих в 1970-х годах. Уникальный слух настройщика не давал ему покоя: все-таки рояль обладает одной единственной настройкой, сверяющейся всякий раз по эталону Ля, но звуковые миры поистине необъятны (спросите у любого восточного человека – индуса, китайца, да что там далеко ходить – якута или бурята, так как на востоке намного проще относятся к различным микроинтервальным звуковым пластам, в отличие от людей европейских), и малейшие звуковые отклонения от идеала могут и должны (по мнению Гузенко) быть зафиксированы. Долго и упорно рассуждая над этой проблемой, постепенно Гузенко пришел к идее создания аналогового инструмента (то есть ни в коем случае не синтезатора – слишком это легко (умиляюсь!)). Сам Гузенко вполне мог различать 7 звуков внутри самого мелкого интервала полутона – того, который способны слышать обычные смертные люди с обычным слухом, скажем так, ну, и, конечно, музыканты. И все-таки, редко какие музыканты способны распознать даже деление полутона на четыре звука, а вот наш херсонский настройщик обладал уникальной возможностью слышать семь звуков, и слышать их максимально тонко.
В течение нескольких лет Гузенко придумывал конструкцию, в которой, если объяснить доступными не музыканту словами, должно располагаться семь роялей: семь клавиатур, семь рам, семь наборов струн и так далее. Результат уникальный: новый инструмент по своим габаритам даже меньше чем рояль и фортепиано, а весь секрет в язычковой конструкции, которая помогла избежать применения струн вообще: звук здесь издается с помощью нагнетающегося в инструмент воздуха. Ну и конечно, не могу не рассказать о клавиатуре: представьте, что обычную клавишу фортепиано он разделил на семь частей, и получилась… клавиатура любого компьютера или ноутбука (!) знакомая сейчас каждому ребенку с четырех лет, а может и раньше. С помощью такой клавиатуры можно легко сыграть все известные произведения, написанные для микрохроматических инструментов, чего никогда нельзя было сделать ранее, а также на нем можно сыграть любые фольклорные произведения, максимально приблизив их к реальным с их «скользкой» интонацией.
Вот так, преследуя какие-то свои глубоко личные, но очень профессиональные цели, в Новосибирске обыкновенный настройщик изобрел новый инструмент. Конечно, этот инструмент не пригодится обычному человеку, музыканту, каждый день, да и вообще нужен только узким специалистам в сфере музыкальной культуры…
Но ведь это не умаляет достоинств Натурстроя по сравнению с другими схожими инструментами: он дает возможность извлекать на нем 588 звуков, в отличие от обыкновенного фортепиано, которому доступны лишь 88. Осознание этого великого изобретения настолько близко к себе – вот, в музее Консерватории, на 4-м этаже, только протяни руку – делает меня до невозможности гордой за свой город и за свой ВУЗ.
Ну и пусть моя профессия музыковеда кажется кому-то странной, ну и пусть большинство людей не знают, чем отличается Верди от Вагнера, зато я имею возможность прикасаться к уникальным плодам человеческой мысли и творчества, и этим счастлива.
|
